Неточные совпадения
Теперь дворец начальника
С балконом, с
башней, с лестницей,
Ковром богатым устланной,
Весь стал передо мной.
На
окна поглядела я:
Завешаны. «В котором-то
Твоя опочиваленка?
Ты сладко ль спишь, желанный мой,
Какие видишь сны?..»
Сторонкой, не по коврику,
Прокралась я в швейцарскую.
Казак мой был очень удивлен, когда, проснувшись, увидел меня совсем одетого; я ему, однако ж, не сказал причины. Полюбовавшись несколько времени из
окна на голубое небо, усеянное разорванными облачками, на дальний берег Крыма, который тянется лиловой полосой и кончается утесом, на вершине коего белеется маячная
башня, я отправился в крепость Фанагорию, чтоб узнать от коменданта о часе моего отъезда в Геленджик.
Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо. Звезды блещут.
Своей дремоты превозмочь
Не хочет воздух. Чуть трепещут
Сребристых тополей листы.
Луна спокойно с высоты
Над Белой-Церковью сияет
И пышных гетманов сады
И старый замок озаряет.
И тихо, тихо всё кругом;
Но в замке шепот и смятенье.
В одной из
башен, под
окном,
В глубоком, тяжком размышленье,
Окован, Кочубей сидит
И мрачно на небо глядит.
Читатель, вероятно, помнит дальше. Флоренса тоскует о смерти брата. Мистер Домби тоскует о сыне… Мокрая ночь. Мелкий дождь печально дребезжал в заплаканные
окна. Зловещий ветер пронзительно дул и стонал вокруг дома, как будто ночная тоска обуяла его. Флоренса сидела одна в своей траурной спальне и заливалась слезами. На часах
башни пробило полночь…
Все переходили по недоделанному полу в комнату Мари, которая оказалась очень хорошенькой комнатой, довольно большою, с итальянским
окном, выходившим на сток двух рек; из него по обе стороны виднелись и суда, и мачты, и паруса, и плашкотный мост, и наконец противоположный берег, на склоне которого размещался монастырь, окаймленный оградою с стоявшими при ней угловыми
башнями, крытыми черепицею, далее за оградой кельи и службы, тоже крытые черепицей, и среди их церкви и колокольни с серебряными главами и крестами.
Там сверкали нестерпимым блеском мостовые из золотых плиток, возвышались причудливые купола и
башни с пурпурными крышами, сверкали брильянты в
окнах, трепетали в воздухе яркие разноцветные флаги.
В обширном покое, за дубовым столом, покрытым остатками ужина, сидел Кручина-Шалонский с задушевным своим другом, боярином Истомою-Турениным; у дверей комнаты дремали, прислонясь к стене, двое слуг; при каждом новом порыве ветра, от которого стучали ставни и раздавался по лесу глухой гул, они, вздрогнув, посматривали робко друг на друга и, казалось, не смели взглянуть на
окна, из коих можно было различить, несмотря на темноту, часть западной стены и сторожевую
башню, на которых отражались лучи ярко освещенного покоя.
— В самом деле, — сказал Кручина, вставая с своего места, — и мне что-то послышалось… — прибавил он, глядя из
окна на сторожевую
башню.
Багряные лучи солнца обливали стены и
башни города кровью, зловеще блестели стекла
окон, весь город казался израненным, и через сотни ран лился красный сок жизни; шло время, и вот город стал чернеть, как труп, и, точно погребальные свечи, зажглись над ним звезды.
Начало светать… На Спасской
башне пробило шесть. Фонарщик прошел по улице и потушил фонари. Красноватой полосой засветлела зорька, погашая одну за другой звездочки, которые вскоре слились с светлым небом… Улицы оживали… Завизжали железные петли отпираемых где-то лавок… Черные бочки прогромыхали… Заскрипели по молодому снегу полозья саней…
Окна трактира осветились огоньками…
Я пошел. Отец уже сидел за столом и чертил план дачи с готическими
окнами и с толстою
башней, похожею на пожарную каланчу, — нечто необыкновенно упрямое и бездарное. Я, войдя в кабинет, остановился так, что мне был виден этот чертеж. Я не знал, зачем я пришел к отцу, но помню, когда я увидел его тощее лицо, красную шею, его тень на стене, то мне захотелось броситься к нему на шею и, как учила Аксинья, поклониться ему в ноги; но вид дачи с готическими
окнами и с толстою
башней удержал меня.
Трудно было бы решить, к какому ордену архитектуры принадлежало это чудное здание: все роды, древние и новейшие, были в нем перемешаны, как языки при вавилонском столпотворении, Низенькие и толстые колонны, похожие на египетские, поддерживали греческой фронтон; четырехугольные готические
башни, прилепленные ко всем углам дома, прорезаны были широкими итальянскими
окнами; а из средины кровли подымалась высокая каланча, которую Ижорской называл своим бельведером.
В этом узком темном яру, заваленном тучами белого снега, стояло странное красное здание: это были две круглые красные
башни, соединенные узким корпусом, внизу которого помещались кузня и точильня, а вверху жилье в пять высоких готических
окон.
Это также почему-то считалось страшным; но всего ужаснее было то, что наверху этой
башни, в пустом, изогнутом
окне были натянуты струны, то есть была устроена так называемая «Эолова арфа».
Башни не оказалось никакой. Оказался белый дом с террасой и с темными, как всегда днем, ночными глубокими глазами
окон, так похожими на те, которыми глядит на нас, вся каштановая, вся каряя, такая же кареокая, как сопутствующая ей собака, и с таким же каштановыми насечками, — поднявшаяся с террасы и коричневым облаком на нас спустившаяся молодая женщина, не похожая ни на одну.
Вот, подпертые контрфорсами, выступают остатки стен какого-то замка с разрушенными
башнями, и точно бы еще скважины бойниц и амбразуры
окон видны там; вон целый бастион выдается углом вперед, и весь он украшен причудливыми нишами да колонками.
Не без некоторого опасения скосила я глаза в сторону
башни, отыскивая взглядом амбразуру
окна, того самого
окна, в котором Николай видел призрак старой княгини.
Круглые
башни с бойницами, узенькие
окна из давно забытых проходов внутри стены, крытые проемы среди шумной кипучей жизни нового напоминают времена стародавние, когда и стены, и
башни служили оплотом русской земли, когда кипели здесь лихие битвы да молодецкие дела.
Наверху в
башне Теркин начал медленно раздеваться и свечи сразу не зажег. В два больших
окна входило еще довольно свету. Было в исходе десятого часа.
Катра властвует. Ее три комнаты — изящная сказка, перенесенная в старинный помещичий дом. Под
окнами огромные цветники, как будто эскадроны цветов внезапно остановились в стремительном беге и вспыхнули цветными, душистыми огнями. Бельведер на крыше как
башня, с винтовой лестничкой. Там мы скрыты от всего мира.
На рассвете нынешнего дня отнес я без счету горшок с золотом в развалины замка и там заклал его в стене восточной
башни, от середнего круглого
окна четвертый камень вниз.
Мы продрались через лазейку, сделанную довольно высоко в стене, нашли за стеной другого человека, нас ожидавшего, заклали искусно отверстие каменьями, поползли на четвереньках по каким-то темным извилинам, очутились в
башне; с помощью веревочной лестницы, тут приготовленной, взлезли на высоту, в узкое
окно, оттуда на крышу, карабкались по ней, подражая между тем мяуканью кошек, и потом впрыгнули в слуховое
окно.
Все тихо в
башне; только слышно, как жужжит веретено в нетерпеливых руках девушки, как ветер жалобно просится в
окно.
В
башне все тихо; сквозь решетку и слюду
окон едва слышится голос ветра, наигрывающий свои грустные фантазии.
— Смотрите, ей Богу, Безухов! — говорила Наташа, высовываясь в
окно кареты и глядя на высокого, толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым, безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой
башни.